| Шеймус Леннон "Шейм" Хикки 20 лет, родился 12 августа 1996 года |
Внешность
Основные черты:
˟ Цвет глаз: серый.
˟ Цвет волос/длина/тип: рыже-русые / длинные, чуть выше плеч / прямые и легкие, начинают виться от влажности.
˟ Рост/вес/телосложение: 185 см / 71 кг / нормостеник.
˟ Отличительные особенности: шрамы на руках и на лопатках вокруг мест, где начинают "расти" крылья. Есть несколько мелких татуировок.
Шейм не на выступлениях выглядит или как стильный бомж с дорогой техникой, или как средней паршивости хипстер. Одежде он как будто в принципе уделяет не слишком много внимания, только старается не открывать спину и предплечья. На самом деле — перед зеркалом часами он, конечно, не крутится, но имидж конструировал себе довольно тщательно.
Это если он не выступает. Для концертов Шейм, наоборот, шмот подбирает очень тщательно, не гнушается ни гайлайнером, ни тоналкой, чтобы замазывать веснушки. Хорошо еще, что с годами они побледнели и в принципе становятся проблемой только весной и летом. Маленьким он ими обсыпан был с ног до головы. Еще и кудрявый был. Правда, и смазливее. Правда, и ростом мелкий. Потом вытянулся и заматерел. Смазливым, в общем, остался, только уже по-другому.
Волосы обычно стягивает в хвост, чтобы не лезли в глаза. Периодически думает, что ему не помешает больше растительности на лице, но дней через десять ее всю сбривает.
До кучи тщательно отрастил себе ленивую грацию и передвигается с таким апломбом, будто он всему миру делает одолжение.
Биография
˟ Место рождения, гражданство:
Родился в Дублине, Ирландия. Гражданин Ирландии.
˟ Род деятельности:
Студент Тринити-колледжа. (TSM in Music/Film Studies, четырехлетняя программа; степень по выпуску — бакалавр искусств с отличием.)
Фронтмэн группы «The Believers».
˟ Владение языками:
Английский и ирландский.
˟ Семейное положение:
В браке и сколько-нибудь серьезных отношениях не состоит.
Мать — Мойра Леннон, 37 лет, демон. Социальный работник, координатор дублинского Дома.
Отец — Келлах "Кэл" Хикки, 40 лет, демон. Актер и режиссер. Уроженец Ирландии, постоянно проживает в США.
Прабабка по материнской линии — Молли Леннон, демон. Историк, главный архивариус дублинского Дома.
Дед по материнской линии — Рори Леннон, демон. Историк, сотрудник научного отдела дублинского Дома.
Кузина по материнской линии — Керидвен О'Лири, демон. Школьница.
Основная информация:
Шейм не помнит, когда понял, что окажется самым большим разочарованием семьи после разве что своей мамы Мойры. Мама, в общем, и не сделала ничего: всего-то сбежала в мировой тур рок-группы со своим бойфрендом-демоном в шестнадцать, а вернулась — беременная и без бойфренда, который остался в Америке делать актерско-режиссерскую карьеру и о наличии у себя ребенка в принципе узнал года через три. Ну и Шейму она дала не свою фамилию, а фамилию отца. Прабабке пришлось уговаривать медсестру дописать "Леннона" вторым именем в его свидетельство о рождении, пока мама спала.
С ирландской частью семьи Леннон такого не случалось. Не два поколения подряд. Они — добропорядочные демоны, глубоко преданные Домам сотрудники Домов же. Это американская родня выпендриваться могла как угодно, хоть фамилию на Ленноксов менять, чтобы больше не слышать шутки про "Beatles", а ирландская — она всегда была образцом нравственности и благочестия. У них в роду было столько славных Наставников! Даже мама Шейма к поздним двадцати одумалась: стала ходить на собрания АА, решив, что количество поглощаемого ей алкоголя — уже проблема, а не национальная особенность, получила образование социального работника и вскоре даже присоединилась к Дому в качестве Координатора.
Но не Шейм. Шейм отмочил такое, чего никто не ожидал.
Он не хотел быть демоном.
Пока мама училась, его оставляли на прабабку с дедом, которых хлебом ни корми — дай только рассказать про славную историю Леннонов. Он их практически не слушал. Он в принципе никогда не интересовался ни сообществом, ни Домом, а история нелюдей и рассказы про славных Наставников прошлого навевали на него скуку. Его тянуло к людям. В школу, самую обычную, к друзьям он чуть ли не сбегал.
В тринадцать на очередную попытку прабабки с дедом рассказать ему про замечательность Домов и предначертанность его пути он послал их в жопу, заявив, что он будет "нормальным, а не как вы все", и что он лучше сдохнет, чем окажется крылатым.
В пятнадцать, когда неизбежная Инициация все-таки случилась, Шейм пытался скрыть ее до последнего. Сначала изрезал себе все руки, чтобы объяснить кровь на простынях, а потом попытался выкорчевать слабенькие еще крылышки. С ножом, разодранной спиной и по макушку в соплях его и нашла мама.
После этого были священники, психологи с психиатрами, громкие слова вроде "депрессии" и "дисморфии", антидепрессанты, разговоры про перевод в другую школу, семейные скандалы с участием срочно прикатившего из США отца, и серьезный разговор, в ходе которого прабабка с дедом с кислыми рожами пообещали Шейму, что поддержат его во всем — как родители. Да, он не может перестать быть демоном, это но может при этом стать кем угодно, и все такое.
Шейм запросил акустику и оставить его в старой школе. Антидепрессанты делали его слишком унылым, так что он втихую продал их однокласснику и отложил деньги на скейт; гитара и довольно приятный голос вместе со шрамами, породившими множество слухов, превратили его в магнит для девчонок… и некоторых мальчишек. Он подрабатывал не в Доме мальчиком подай-принеси, а как нормальный — официантом в забегаловке. Сыграл в двинутой постановке местного театра самодеятельности. Катался в гости к отцу, который ему продемонстрировал, что быть демоном — не всегда плохо, и даже снял в короткометражке. Все это вместе понемногу примирило Шейма с действительностью. В промежутке между окончанием школы и началом учебы в колледже он впервые за годы после своей регистрации зашел в Дом — занес прабабке забытые лекарства от гипертонии.
В колледже жизнь вообще как будто наладилась. Шейм еще и грант умудрился получить, сам не поняв, как. С началом учебы — съехал от мамы в Тринити-холл, где из вечеринок и пьяно-укуренных посиделок родились "The Believers". Там же с ним случился и новый лучший друг Дэн, к которому Шейм, кажется, испытывает не совсем дружеские чувства. По крайней мере, что девушка Дэна, что соседка его невероятно раздражают одним своим наличием. Но с этим Шейм разбираться не готов.
Пока.
Характер
Шейм не функционирует без утренней сигареты и ведра кофе, пытается писать свою музыку (не так уж и плохо) и свои стихи (об которые бесконечно фрустрируется), с видом эксперта может потрещать за экранизации комиксов, хотя на самом деле обожает разнообразный артхаус, и всегда знает, где покутить погромче и достать шишечек покрепче за поменьше денег.
Ему неуютно в собственной шкуре, и он изо всех сил старается забить это ощущение всем, чем только может. Секс, наркотики, рок-н-ролл, скейт, вечеринки, учебные проекты, группа, периодическая качалка, чтобы на сцене не стыдно было футболку срывать, тусовки с друзьями — он старается забить свое время как можно плотнее, чтобы как можно меньше задумываться. Он изо всех сил изображает из себя эдакого расслабленного рокового симпатягу с мрачным прошлым, каждый раз заново придумывает, из-за какой детской травмы у него в шрамах все руки, когда его кто-нибудь спрашивает, и чуть ли не каждую неделю меняет одну смазливую блондинку на другую, зачастую не запоминая, как их зовут, и ненавязчиво подпитываясь с них в сильно голодные дни. Fake it till you make it, так?
Так да не так, потому что неуютное ощущение никогда не уходит до конца, что бы Шейм ни делал, а чувствительным, умным и нервным собой он не может быть практически ни с кем. Он редко раскрывается, подстраиваясь под манеру общения других. Ему частенько приходится ухмыляться и насмехаться, когда хочется — орать, срывая голос. Его как будто мало трогают другие люди, не потому, что он черствый или мудак, а потому что старается не привязываться из-за всех сил: если привяжется, его с гарантией бросят. Шейм слишком не уверен в себе, чтобы не начинать козлить на почве ревности из-за чего угодно, а если он еще и откроется настолько, чтобы рассказать, что на самом деле творится у него в голове… В общем, рано или поздно от него бегут все — так ему кажется.
Выручает Шейма только творчество. Туда он весь свой эмоциональный ресурс и старается сбывать, чтобы внутри в конце концов не рвануло. Получается не то чтобы супер, но его устраивает.
Ну а если становится совсем плохо, он или валит боксировать, или, если это не помогает, просаживает последние деньги на очередную татуировку в каком-нибудь особенно болючем месте. Из-за татуировок к психиатрам не отправят и на антидепрессанты не посадят, в отличие от порезанных рук.
Дополнительно
˟ Планы на игру: добавить еще больше драмеди в жизни Дэна, Мэв и, потенциально, Кьяры.
˟ Связь с игроком: есть у всех заинтересованных.
Пример игрового поста:
В Мидгарде никто не знал, что Алекс умерла.
Это было… нет, не странно. Она прожила два года на улицах — копы не стали бы морочиться с опознанием трупа бездомного мальчишки, котрого задрали собаки. Родители наверняка не подавали ее в розыск. Все было честно.
И обидно. Алекс не могла никак понять, почему. Ей такое положение вещей на деле было только на руку. В той же гончарной мастерской мистер Моркоу не удивился ее возвращению — только обрадовался и принялся расспрашивать, как ее дела.
Говорить об этом Алекс как раз совершенно не хотелось. Она пришла сюда отвлечься от Вальгаллы, от событий последних дней, от необходимости искать дражайшего матушку до того, как он устроит Рагнарёк им всем на головы. В отеле она все равно чувствовала себя малость бесполезной. Приготовлениями занимался Магнус, ему помощь пока была не нужна. Бессмысленным насилием во славу Одина Алекс никогда не увлекалась, так что и типичные развлечения эйнхериев ей не слишком заходили. Сэм было не до обучения противостоять воле их общего божественного родителя; а ее, Алекс, собственный номер в отеле не ощущался домом; Алекс там начинала лезть на стены, несмотря на наличие гончарного круга. Единственным местом, где она когда бы то ни было чувствовала себя в безопасности, была как раз мастерская.
Не в последнюю очередь потому, что мистер Моркоу знал ее достаточно хорошо, чтобы не давить своим любопытством В его оьществе она могла свободно дышать.
Алекс села за круг прямо у витрины, и мир за его пределами перестал существовать. Была только глина, мягкая, проминавшаяся под ее руками, желавшая принять форму вазы. Алекс не имела ничего против.
— Ой, посмотрите!
Алекс чуть не испортила будущую вазу от этого окрика, но не повернуться туда, куда показывала невоспитанная девчонка, не могла. У двери в мастерскую тусовалась девица потрепанного вида. Ну, как тусовалась — пыталась войти. Вид у нее был — как у сбежавшей с Комик-кона чокнутой косплеерши поневоле… или как у пришелицы из других восьми миров.
Судя по панике в ее глазах и упорных попытках толкнуть дверь, на которой висела табличка "На себя", верным было скорее второе.
Алекс тяжело вздохнула и с грохотом отодвинула стул. Пора ей, кажется, смириться с тем, что покоя ей не видать как своих ушей. Умерла, называется.
Алекс толкнула дверь.
— Написано же тянуть на себя, гений, — насмешливо сообщила она девице, кивком указав на табличку, и скрестила руки на груди. На разбитую в кровь губу она обратила внимание только сейчас — и нахмурилась. Да, это не грим. Уж Алекс умела видеть разницу. — Заходи.
Она первой развернулась и пошла вглубь мастерской. Мистера Моркоу нигде не было видно: наверное, успел отойти. Алекс не сомневалась, что возражать он бы всяко не стал. Девице, судя по виду, нужна была помощь, а он никогда в ней не отказывал.
Алекс, на свою беду, тоже.
Отредактировано Шеймус Хикки (30-11-2017 23:25:11)
